Неожиданно дома расступились и открылась ширь темноводной Темзы, через которую тянулся знаменитый Лондонский мост – чудо, поражавшее приезжих. Мост этот был настоящей улицей на воде, основание его подпирали двенадцать арок, под которыми скользили лодки. Дома стояли в два ряда, нависая над рекой, а между ними располагалась оживленная проезжая часть.
– Пуп Вельзевула! – невольно вскричал Гарри, забыв на миг о своей роли священника. – Вот это диво! И как все это не свалится в реку? Пусть я буду брюхат, как Папа, если мне в Нейуорте поверят, что я видел все это собственными глазами!
Фрэнк толкнул брата локтем, призывая утихомириться. Анна оглянулась на Филипа, но тот не отрываясь смотрел на страшное украшение Лондонского моста – две насаженные на пики окровавленные человеческие головы с оскаленными зубами и пустыми глазницами. Поймав взгляд девушки, Филип кивнул в их сторону:
– Это головы изменников. Не поручусь, что вскоре и моя голова не окажется по соседству.
Анна побледнела и, когда неподалеку раздались звуки фанфар и появились всадники в ливреях дома Глостера, едва сдержала желание пришпорить лошадь.
Тем временем несколько герольдов, протрубив, остановились на людном перекрестке. Вокруг них сразу собралась толпа. Когда гомон стих, один из герольдов развернул свиток и зачитал указ герцога Глостера, в котором объявлялась награда тому, кто поможет властям схватить опасного государственного преступника Филипа Майсгрейва, дерзко похитившего из-под опеки короля Эдуарда несовершеннолетнюю дочь графа Уорвика Анну Невиль, или укажет, где этот злодей скрывается. О миссии Майсгрейва, о письме к Ричарду Невилю не было произнесено ни слова, зато приводилось описание внешности Анны, самого рыцаря и их спутников. Девушка невольно съежилась и поглубже надвинула на глаза шляпу, когда герольд зачитывал эти строки. Филип же сидел в седле как ни в чем не бывало, с бесстрастным лицом взирая на глашатаев.
Неожиданно Анне стало весело, а сама ситуация показалась даже забавной. Их ловят во всех портах Англии, по всем графствам, а они находятся прямо перед герольдами и выслушивают приказ о своей поимке. И вся эта толпа, и напыщенные герольды могут видеть их, но им и в голову не приходит, кто они на самом деле. В конце концов она даже улыбнулась прямо в лицо сворачивавшему свой пергамент герольду.
Толпа начала расходиться. Слышны были голоса горожан:
– Уже который день они трубят об этом Майсгрейве на всех перекрестках, а награда за его голову все растет. Сорок фунтов чистого английского золота! Целое состояние!
– Да уж, куманек! И было ведь уже, что указывали на каких-то похожих путников, но всякий раз оказывалось, что не те.
– Я бы и сам указал, кабы встретил.
– Ужели бы ты, кум Джонатан, решился предать дочку славного Уорвика? Нет, я бы не взял такого греха на душу.
– Греха? Сказал тоже! Доброе дело для девицы, которая, видать, совсем ошалела, коли разъезжает в одежде стрелка, что вовсе не подобает знатной леди, да и грешно.
Анна невольно закусила губу и отвернулась. Но по другую сторону две почтенные горожанки в высоких рогатых чепцах судачили о том же:
– Этому рыцарю с графской дочкой словно и некуда больше податься, кроме как в Лондон. Что ж он, последний дурень, чтобы решиться на такое?
Гарри Баттс весело покосился на Майсгрейва:
– Простите, сэр, но, ей-богу, эти дамы высказываются о вас отнюдь не лестно.
– Ты бы поменьше развешивал уши, а поискал на мосту таверну «Золотая чаша».
Фрэнк слегка тронул Майсгрейва за локоть:
– По-моему, это она, сэр.
И он указал на висевшую над входом в большой деревянный дом вывеску в виде чаши, покрытой церковной позолотой.
Путники спешились. Оборванный мальчик-слуга принял лошадей и отвел их в конюшню, а сами путники, пригнувшись, вошли в полутемное обширное помещение, сотрясавшееся от буйных возгласов и смеха.
В воздухе витал запах стряпни, пол был обильно усыпан опилками. Вдоль грубо выбеленных стен чадили светильники, отбрасывая красноватые отблески на лица пировавших за длинными столами. Здесь были корабельщики и торговцы, наемники в кольчугах и портовые грузчики, подмастерья в кожаных передниках и нищенствующие монахи. Прислуживающие им две служанки в мятых юбках порой плюхались к кому-нибудь на колени, любезничая. Под почерневшим от копоти потолком на блоках висели кольца колбас и связки лука. Хозяин, краснолицый круглый человечек, поспешил навстречу гостям.
– Что угодно господам?
– Говорят, здесь можно встретить капитана Джефриса по прозвищу Пес…
– Капитана Джефриса? Да, он наш завсегдатай. Однако, добрые господа, боюсь, сегодня он появится здесь только к вечеру. Моряки увели его лишь недавно – он отяжелел от вина и должен проспаться.
На лице Майсгрейва отразилось разочарование, и хозяин, заметив это, угодливо предложил:
– Вы можете подождать его здесь. У меня есть комната для отдыха, в котором, судя по вашей запыленной одежде, вы изрядно нуждаетесь. К тому же за добрый английский пенни вам подадут тут густую рыбную похлебку и пенистый эль.
Майсгрейв не возражал. Они расположились за одним из столов подальше от чадящего очага. Рыцарь стянул вязаный капюшон, плотно облегавший голову, встряхнул кудрями, и Анна увидела, как растрепанная молодая служанка улыбнулась ему, а когда неспешно удалялась, покачивая бедрами, послала рыцарю призывный взгляд. Анну рассердила такая фамильярность, но, заметив, что Филип наблюдает за ней, предпочла промолчать. Поданная похлебка действительно оказалась превосходной, девушка принялась за нее, но вскоре замерла, прислушиваясь к разговору за соседним столом.