Обрученная с Розой - Страница 25

– Ну как, гожусь я на роль жениха? – Он негромко зло рассмеялся.

Во всем, даже в одежде, Глостер продумывал до мелочей каждую деталь. Его длинный камзол из пурпурного, расшитого золотом атласа был скроен так, чтобы хоть отчасти скрыть недостатки фигуры. Пышные буфы рукавов скрадывали кривую линию плеч, узорчатая золотая цепь на груди отвлекала внимание от горба. Каблуки сапог были различной высоты, чтобы несколько скрыть хромоту. Голову герцога венчала небольшая, усыпанная самоцветами шляпа, а на плечи ему Дайтон накинул черный бархатный плащ с пышным меховым воротником.

– Теперь пора, – бросил Глостер, на ходу натягивая перчатки.

Во дворе, в сыром предрассветном тумане, позевывая и кутаясь в плащи, толпилась немногочисленная свита герцога. Ричард стремительным рывком вскочил на белоснежного красавца скакуна в золоченой наборной сбруе и с места пустил его в карьер.

Аббатство Киркхейм, в стенах которого пребывала младшая дочь графа Уорвика, располагалось в пятнадцати милях севернее Йорка, и герцог, щадя коня, перешел на мерную рысь.

В последний раз он видел Анну Невиль семь лет назад. Это была худенькая нескладная дурнушка, веснушчатая, большеротая, с узкими невыразительными глазами и жесткими, вечно растрепанными волосами. Она была на редкость неловкой, вечно что-то задевала, роняла, однако при этом вовсе не стеснялась, а, наоборот, веселилась и постоянно хихикала, не смущаясь своего щербатого рта.

В редкие ее приезды ко двору она успела настроить против себя всех. У дочери Уорвика были на редкость дурные манеры. Сидя за столом, она чавкала, несла жуткую чушь, причем, выросшая среди солдат отца, не стеснялась пускать в ход любое крепкое словцо. Насколько Ричард помнил, она не ходила, а носилась вприпрыжку, по-мальчишески насвистывая, и, если начинала болтать, никто не мог вставить ни слова. Когда одна знатная дама попыталась угомонить ее, Анна по-площадному обложила ее, посулив вдобавок, что, как только станет королевой, первым делом велит четвертовать ее. Придворных шокировало поведение девочки, но все молчали, так как за ней стояла тень ее грозного отца. Однако сам Уорвик словно не замечал взбалмошных выходок Анны. Он с обожанием поглядывал на нее, и удивительно, сколько нежности выражало тогда его обычно недоброе лицо.

Любопытно, смирила ли святая обитель хоть отчасти эту дикарку? Впрочем, Глостер был уверен, что в любых обстоятельствах сумеет справиться с дюжиной таких, как взбалмошная Анна Невиль.

Оторвавшись от своих мыслей, Ричард вдруг обнаружил, что впервые за все эти дни тучи разошлись и день занимается по-весеннему свежий и ясный. Доброе предзнаменование, решил он и дал коню шпоры.

Кавалькада вынеслась на холм, и герцог и его свита увидели расположенное в долине над рекой аббатство Киркхейм. Обитель находилась среди округлых йоркширских холмов, поросших прекрасным буковым лесом. К древним стенам вел старый арочный мост, помнивший еще времена тамплиеров. Послеполуденное солнце мягко озаряло шпили и колоколенки, обширные внутренние дворы, окруженные крытыми галереями, высокие выбеленные стены с бойницами. Воздух в долине гудел и колебался от колокольного перезвона. У ворот аббатства толпились нищие и калеки.

Наконец копыта коней загрохотали по деревянному настилу моста. Монастырский двор был вымощен плоскими плитами и чисто выметен. Облаченные в темные рясы монахи склонились в поклоне перед герцогом, а по широкой деревянной лестнице уже спускался сам настоятель – отец Ингильрам.

– Ваше высочество! Ваше высочество! Benedico, benedicо!

Герцог легко соскочил с седла. Великолепный наездник, на земле из-за хромоты он казался неуклюжим. Приземистый тучный аббат и горбатый герцог были почти одного роста.

– Пойдемте к вам, святой отец! – воскликнул Глостер, по-приятельски подхватывая аббата под руку. – И распорядитесь подать обед. Не люблю поститься, а ваша кухня, если мне не изменяет память, пользуется доброй славой.

Пока аббат отдавал распоряжения, Глостер ожидал его в жарко натопленной комнате.

Опустившись в широкое, обитое штофом кресло, он огляделся и присвистнул. Эта комната скорее напоминала покои хорошенькой женщины, нежели духовного лица. Повсюду ковры, бахрома, легкая резная мебель. Глостер усмехнулся. Нет, его преподобие Ингильрам не в состоянии отказаться от своих мирских привычек. А ведь несколько лет назад это стоило ему епископского посоха.

Тогда речь шла о том, кому возглавить Йоркскую епархию. Ингильрам, принадлежавший к одному из знатных семейств Северной Англии, был в числе основных претендентов, однако многие священнослужители высказывались против него, обличая аббата в сластолюбии, чревоугодии и в иных грехах, которые несовместимы со столь высоким саном. Тогда Ингильрам поклялся всеми святыми, что одолеет дьявольские искушения, однако это не помогло. В дело вмешался Уорвик, и епископом Йоркским был избран его родной брат Джордж Невиль, имевший духовное звание.

Глостер знал: отец Ингильрам люто ненавидит нынешнего епископа и, поскольку между Уорвиком и королем Эдуардом вспыхнула вражда, лелеет надежду на смещение епископа. Между тем Эдуард ничего не имел против Джорджа Невиля, хотя после измены Уорвика и забрал у него большую государственную печать, лишив также и должности канцлера. Тогда Ингильрам почти торжествовал, однако, когда Эдуард позволил Джорджу Невилю совершить обряд крещения своей дочери, вновь потерял надежду. С отчаяния он вернулся к своим мирским привычкам, но, и греша, продолжал мечтать, что рано или поздно брат изменника Уорвика будет лишен своего поста, а он, настоятель одной из крупнейших северных обителей, получит долгожданный сан.