Едкий чад от очага смешивался с резким запахом сохнущих кожаных сапог и ароматом чесночной похлебки. Ратники Майсгрейва и сам рыцарь, сидя за столом, уже уплетали за обе щеки, а в углу вповалку спали какие-то люди.
Мимо Анны прошла высокая краснощекая женщина, неся охапку соломы для вновь прибывших. Анна, как зачарованная, двинулась за ней и, едва женщина свалила солому на пол, тут же рухнула на нее и уснула.
Последнее, что она услышала, был хриплый голос старого Бена, склонившегося над ней:
– Эй, мастер Алан, а ужин? Вы что же, не будете есть?
Пробормотав что-то невнятное, Анна повернулась на другой бок и окончательно провалилась в глубокий сон.
Ей показалось, что она только что закрыла глаза, как кто-то стал грубо трясти ее за плечо:
– Эй, мастер Алан, вставай! Вставай, лежебока!
Анна раскрыла глаза и увидела слабый дневной свет, проникавший в открытую дверь харчевни.
– Что, уже утро?
Будивший ее Гарри засмеялся. Она лежала в пустом углу одна. Все остальные уже сидели за столом, с нетерпением поглядывая на хлопотавшую у очага хозяйку. В ногах у путников, деловито кудахтая, сновали куры. Дым от очага слоями висел под закоптелым потолком.
Анна встала и, позевывая, вышла на улицу. После сырой мглистой ночи день занимался хмурый и ветреный. Посреди двора на куче навоза горланил белый петух с выщипанным хвостом.
Девушка отметила, что все кони – и ее в том числе – уже под седлом. Ополоснув лицо холодной водой из бадьи, она вернулась в харчевню, где хозяйка, вооружившись оловянным черпаком, наливала в миски дымящуюся похлебку, в которой плавали кусочки мяса.
Анна с жадностью набросилась на еду. После вчерашнего дня ей казалось, что она в жизни не пробовала ничего вкуснее, чем эта несоленая мутная похлебка. Утолив первый голод, она стала есть спокойнее, поглядывая по сторонам. Кроме ратников, в харчевне находились еще четверо: трое угрюмых крестьян и тощий парень с коробом каких-то нехитрых товаров. Коробейник сидел в самом дальнем углу, держа свой лоток у ног и настороженно поглядывая по сторонам. Увидев, что Анна смотрит на него, он нахмурился и поглубже затолкал под лавку свое добро.
Анне стало смешно. Уж не думает ли этот тощий бродяга, что ей приглянулся его хлам? В этот миг она внезапно ощутила, что кто-то разглядывает ее. Повернувшись, Анна заметила, что сидящий напротив Бен не сводит с нее пристального взгляда. Девушка почувствовала, что краснеет, и, опустив глаза, вновь принялась за еду. И вдруг все в ней помертвело. В ее ложке лежало нечто, слишком напоминающее человеческое ухо.
Анна закричала и вскочила так резко, что опрокинула лавку. У нее началась настоящая истерика.
Сначала все изумленно уставились на нее, но затем Филип подошел и с силой встряхнул ее за плечи.
– Там! – промычала Анна, указывая трясущейся рукой на свою миску. – Там!..
Внезапно ее скрутил спазм. Зажав рот, она бросилась вон из харчевни.
Никто не мог понять, что случилось, пока наблюдавший до этого за Анной Бен не наклонился через стол и, придвинув к себе ее миску, не поболтал в ней. Побледнев как полотно, он показал всем свой улов.
В харчевне воцарилась тишина. Сомнений не оставалось – перед ними было человеческое ухо, небольшое, скорее всего детское.
Охнув, осел без сил Патрик Лейден, торопливо перекрестился Малый Том, а Большой Том, судорожно икнув, как и Анна, кинулся вон. И сейчас же перепуганный коробейник закричал что было сил:
– Я так и знал, что в этой дыре нечисто! О Пречистая Дева! А ведь с вечера я был тут один, и кто знает – может, следующая похлебка варилась бы из моих мослов!
Один из крестьян, также осенив себя крестным знамением, утвердительно закивал:
– Все может быть. Недаром поговаривают, что трактирщик Боб со своей краснорожей разбойницей губят путников. Дернул же черт остановиться тут!
В этот миг сама хозяйка ступила в круг и, взглянув на предъявленную ей часть человеческого тела, сделала крестное знамение.
– Бог его знает, может, мясо и вправду человечье. Мне откуда знать? Роб его в городе купил.
– Лжешь, дрянь! – вопил коробейник. – Я сам видел, какой нож точил твой хозяин, когда я только явился и отогревался у вашего очага. Такой нож годится только разбойнику!
– Молчать! – рыкнул Филип и пристально взглянул в глаза хозяйке.
Однако она держалась как скала. Беспрерывно крестилась и отплевывалась, утверждая, что знать ничего не знает, мясо, мол, куплено в городе и хозяин наверняка может указать, у кого.
– Но не могла же ты не заметить ухо, когда разделывала мясо? – наступая на нее, спросил Бен.
– И что такого, и не заметила. Встала-то я затемно и, чтобы не будить гостей, огня не зажигала.
В этот миг Шепелявый Джек вдруг растолкал обступивших женщину воинов и, перепрыгнув через стол, схватил за шиворот пытавшегося боком выскользнуть из харчевни хозяина.
– Куда это ты, бестия, собрался? Выкладывай все как есть.
Хозяин повел себя совсем иначе, чем супруга. Едва стальные пальцы Джека сжали его шею, он повалился на колени и, стеная и заливаясь слезами, стал умолять пощадить его и, тыча пальцем в жену, твердить, что во всем виновата она, именно она уговорила его добывать провизию таким путем – мол, место у них глухое, а пережить лихие времена как-то надо.
Хозяйка лишь зло процедила сквозь зубы:
– Дурак! И угораздило же меня выйти за такое ничтожество!
Но хозяин даже не глядел на нее. Обхватив закованные в стальные поножи колени Майсгрейва, он рыдал и молил о пощаде.
У Филипа напряглись скулы, глаза потемнели.