Он подошел к двери и негромко окликнул:
– Миледи! Леди Дебора! Это я, старый Адам. Ответьте ради Христа!
Тишина. Тонко подвывал ветер в трубе, да филин по-прежнему неистовствовал в башне. Слуга растерянно взглянул на рыцаря. Тогда Филип наклонился к двери и воззвал:
– Леди Дебора! Вы слышите нас? Отзовитесь!
Ни звука.
– Силы небесные, неужели она умерла? – воскликнула Анна.
Тогда Филип стал отодвигать один засов за другим.
– О, ради Бога, осторожно! – встрепенулся старый слуга. – Дверь скрипит…
В тот же миг раздался пронзительный визг петель, и этот звук показался оглушительным. Подняв выше лампу, Филип осветил узкую сырую келью, в которой стоял пронизывающий холод. Посреди кельи на полу без движения была распростерта женщина с разметавшимися светлыми волосами.
– Иисусе!
Анна невольно рванулась к ней.
– Она дышит, сэр, она жива!
Девушка приподняла голову несчастной и положила ее к себе на колени. При этом раздался негромкий металлический лязг. Адам наклонился и скорбно покачал головой.
– Взгляните, сэр.
От кольца в стене тянулась цепь, оканчивавшаяся у лодыжки женщины. Железный, отполированный до блеска браслет протер чулок, и под ним виднелась багровая кровоточащая полоса.
– Неужели он приковал ее потому, что боялся, как бы она не сбежала? – возмутилась Анна.
Филип покачал головой:
– Увы, это только жестокость.
Он повернулся к Фрэнку:
– Твоя фляга с тобой?
– Она всегда со мной, – ответил Фрэнк, вытаскивая из-за пояса небольшую кожаную бутыль с вином.
Разомкнув губы узницы, Майсгрейв стал по капле лить ей в рот вино. Поначалу она не подавала никаких признаков жизни, но затем с ее уст сорвался слабый стон и она стала жадно глотать жидкость. Анна придерживала ее голову, с жалостью разглядывая леди Шенли. Хотя баронесса была крайне истощена, Анна нашла ее красивой. У нее были длинные ресницы, высокий лоб, мертвенно бледный профиль светился, словно изваянный из мрамора.
Леди Шенли вздохнула и открыла прозрачные глаза. Анна встретилась с ней взглядом.
– Кто ты, девочка? – слабо проговорила несчастная женщина.
Анна вздрогнула.
– Я не девочка. Мое имя Алан Деббич. Я состою в свите сэра Филипа Майсгрейва.
Дебора Шенли повернула голову и взглянула на мужчин:
– Я услышала звуки рога у замка и стала звать на помощь. Кричала до тех пор, пока не лишилась сознания.
– Да, миледи, мы услышали ваш зов. А этот достойный человек указал нам путь.
Только теперь баронесса заметила Адама и слабо улыбнулась ему.
– Молю Бога и Пречистую Матерь наградить вас, храбрые мужи, за то, что вы откликнулись…
Она вздрогнула и приподнялась на локтях.
– А где барон? – Глаза ее расширились. – Он хочет моей гибели. Он медленно, мучительно убивает меня. Барон приревновал меня к достойному отцу Бонифацию, хотя наш капеллан годится мне в отцы. Отец Бонифаций имел неосторожность с добротой относиться ко мне. Где он? Что с ним сталось? Я ничего не знаю о нем с тех пор, как Мармадьюк Шенли заточил меня здесь.
– Он жив, – коротко ответил Майсгрейв. – Но должен заметить, миледи, что вы избрали себе довольно странного мужа.
– Избрала!.. Я осталась сиротой, и мои опекуны сами решили, кому меня отдать. Но лучше бы я умерла в день свадьбы, чем пережить все, что выпало на мою долю.
Она попыталась еще что-то сказать, но внезапно отчаянно вскрикнула и лишилась чувств. Дверь распахнулась – на пороге стоял барон Мармадьюк Шенли. В его руке, потрескивая, пылал факел, а за стеной толпились вооруженные до зубов ратники. Блеснул волчий оскал улыбки барона.
– Клянусь когтями дьявола, я вижу, что гости распоряжаются в Фарнеме как полноправные хозяева!
Майсгрейв поднялся на ноги.
– Вы ответите за это злодеяние, милорд!
– Вы полагаете? – усмехнулся барон. – Я так не считаю. Мой замок умеет хранить тайны и служит отличным склепом для тех, кто мне не по нраву. Так уже бывало, так случится и теперь. Никто из вас не выйдет отсюда. Я велю замуровать эту дверь, и ни одна живая душа не узнает, куда подевались благородный сэр Майсгрейв и его спутники.
Он поднял факел, чтобы осветить сжавшегося в дальнем углу прислужника. Тот был бледен как труп. Улыбка сползла с лица барона, и черты его исказились звериной злобой.
– Значит, это ты, старый пес, столько лет евший мой хлеб, ты, которому я так доверял?..
Тот медленно осел на колени.
– Молю о милосердии, милорд! Пощадите!
Он дрожал точно в лихорадке, не сводя глаз с лица хозяина. Но сэр Мармадьюк лишь ощерился. И, прежде чем кто-либо успел опомниться, он выхватил кинжал и молниеносным движением перерезал слуге горло. Кровь потоком хлынула из страшной раны, и несчастный, хрипя, выкатив глаза, ничком рухнул на пол. В тот же миг Филип оказался рядом с Шенли, неуловимо точным движением заломил ему руку с кинжалом за спину и, когда барон от боли и неожиданности разжал пальцы, перехватил еще дымящийся от крови кинжал и приставил его к шее барона.
Все это произошло в мгновение ока. Люди сэра Мармадьюка рванулись было на помощь хозяину, но Фрэнк, обнажив меч, загородил проход.
– Ни с места, грязные скоты! – вскричал Майсгрейв. – Ни с места, или я отрежу голову вашему господину.
Барон Шенли окаменело стоял, бешено вращая глазами. Он не мог выдавить ни слова.
– Теперь здесь приказываю я, – сказал Филип. – Прежде всего унесите леди Дебору. Она слаба и не может оставаться в этом склепе. Живее!
Никто не шелохнулся. Тогда Майсгрейв нагнулся к уху барона:
– Вам пойдет на пользу, если они подчинятся.