– Ну же! – Анна топнула ногой. – На мосту убивают людей Уорвика! Я, Анна Невиль, говорю вам, что, если вы не поможете им, их убьют, меня же выдадут Глостеру. И тогда Йорки, сделав меня заложницей, станут диктовать свои условия Делателю Королей.
Сидевший ближе всех к Анне каменщик с перебитым носом судорожно сглотнул и томительно медленно проговорил:
– А ведь лопни моя селезенка, если этот мальчик не Анна Невиль. Она похожа на Уорвика, и у нее такие же, как у всех Невилей, зеленые кошачьи глаза. – Внезапно вскочив, он крикнул: – А ну, за мной все, кто из вас добрый христианин и не болтает попусту языком!
Тотчас добрая половина посетителей харчевни с шумом выскочила из-за столов и заспешила на улицу. Анна, до последней секунды сомневавшаяся в успехе, выбежала за ними.
Лондонский люд всегда охоч до любых стычек – на ножах ли, на палках или кулаках. Поэтому завсегдатаи таверны, кто с оружием, а кто с тем, что подвернулось под руку, решительно потеснили нападающих.
Оказавшись в стороне от сражающихся, Филип Майсгрейв бессильно прислонился к стене. Его лицо было залито кровью. Кровь пятнами проступила и на груди.
Анна кинулась к нему:
– Вы ранены, сэр Филип?
– Не смертельно.
Он отер струящуюся из рассеченной брови кровь и улыбнулся девушке:
– Вы истинная дочь своего отца, леди Анна. Смотрите, как быстро вы сумели сплотить целую толпу.
Прихрамывая, подошел Фрэнк. Его правая нога была в крови, при каждом шаге в сапоге хлюпало. Один лишь Гарри оставался цел и невредим. Словно обретя второе дыхание, когда явилось подкрепление, он носился в гуще сражающихся в развевающейся рясе и островерхом капюшоне, ловко орудуя мечом и крича во весь голос:
– Коли, руби их, дети мои! Клянусь, все вы сегодня получите отпущение грехов. Примите благословение! Pigiritia mater vitiorum! 77 Ату их! Ату!
Все утопало в лязге мечей и воплях. Дерущиеся топтали тела павших, испуганно визжали женщины. Бойцы оступались на скользкой от крови мостовой. Зеваки из окон верхних этажей азартно подзадоривали обе стороны.
Филип снова смахнул стекавшую на глаза кровь.
– Пора уходить. Не ровен час, явится стража.
И почти в ту же секунду раздались громкие испуганные крики:
– Лучники! Королевские лучники!
Со стороны Тауэра верхом на сытых конях пробивался сквозь толпу большой отряд стражи, разгоняя люд ударами бичей. Побоище тотчас прекратилось, сторонники Уорвика бросились врассыпную.
Возле Анны и Майсгрейва оказался каменщик Перкен.
– Если хотите спастись, следуйте за мной.
Он стал увлекать их в таверну «Золотая чаша», но Фрэнк мешкал.
– Там остался Гарри, – указал он на отбивавшегося от окруживших его лучников брата.
– Гарри! – звонко крикнула Анна, стараясь привлечь его внимание.
– Нужно торопиться! – беспокоился Перкен. – Дорог каждый миг.
Но они все еще медлили, хотя видели, что Гарри и еще нескольким завсегдатаям таверны не вырваться. Неожиданно рядом с Анной и Майсгрейвом оказался конный лучник. Заметив вооруженных людей, он замахнулся на них короткой пикой, однако Филип отбил его выпад, а Перкен сумел оглушить всадника дубинкой.
– Скорее, или, клянусь небом, нам всем конец!
Он повел их за собой через опустевший зал таверны, где метался перепуганный хозяин, твердивший, что теперь его заведение наверняка снесут. Когда Перкен с беглецами возникли перед ним, он лишь отчаянно замахал руками. Каменщик молча повел их через боковой ход к выходящему на реку небольшому окошку, откуда обычно выплескивали помои. Из окошка спускалась узкая веревочная лестница, внизу на волнах покачивалась лодка, которой правил маленький безбровый лодочник, еще недавно рассказывавший о щедротах графа Уорвика.
– Скорей, скорей! – торопил он. – Пока вас хватятся в этом столпотворении, мы будем уже далеко.
Рывками налегая на весла, он провел лодку под гудевшим вверху над головой Лондонским мостом и, мощно загребая, направился на середину реки. В его небольшом крепком теле таилась недюжинная сила, и, хотя ялик его был перегружен, лодочник даже ухитрялся шутить:
– Не волнуйтесь, леди. «Ласточка Уорвика» не может не послужить как следует его дочери.
– А куда вы собираетесь нас доставить? – спросил Майсгрейв.
Перкен и лодочник переглянулись.
– Видите ли, господа, – нерешительно начал лодочник, – лучше всего, если мы отвезем вас в Уайтфрайерс.
– Уайтфрайерс? – спросила Анна. – Это, кажется, монастырь?
– Да, монастырь. Но так называют еще и квартал, который тянется от монастыря до самого Темпла. Уайтфрайерс, или, как говорят в народе, – Эльзас.
Анна нахмурилась:
– Но ведь, насколько я знаю, это место, где квартирует всякий сброд – головорезы, разбойники и воры?
– Увы, это правда, леди. Конечно, Уайтфрайерс – не самое подходящее место для дочери Делателя Королей, однако вы забываете, что уже двести лет оно обладает привилегией давать убежище тем, кто скрывается от властей. К тому же, если станет известно, что на Лондонском мосту видели Анну Невиль – а слух об этом разлетится незамедлительно, – вас начнут искать по всему городу, но в Эльзас сунутся в последнюю очередь.
Анна вынуждена была согласиться. Ей было тревожно. Ведь она, как никто из спутников, понимала, до какой степени Глостер напуган тем, что письмо следует вместе с ней, и поэтому пойдет на все, чтобы схватить их.
Она подняла голову. Фрэнк Баттс напряженно вглядывался в удаляющийся Лондонский мост. Он молчал, но на его лице ясно читалась тревога за брата.
– Что сделают с теми, кого схватили сегодня? – спросила девушка у Перкена. – Там остался наш человек, и мы беспокоимся за него.