Каменщик пожал могучими плечами:
– Кого не убьют на месте, бросят в Ньюгейт или в Саутворкскую тюрьму.
Анна сникла. Ей казалось невероятным, что Гарри, такой веселый, ловкий и сильный, мог так неосторожно угодить в ловушку.
– Не верю, – сказала она. – Гарри хитрый, сообразительный парень и прекрасный воин. Он сумеет вывернуться.
– Ваши слова да услышит Господь! – пробормотал Фрэнк. – А я буду молить небо, чтобы оно даровало спасение брату. Если же дело повернется худо…
Глаза его сверкнули, и он сжал рукоять меча. Фрэнк был очень бледен. Его нога выше колена кровоточила, и тяжелые капли падали на дно лодки.
Филип негромко заговорил с лодочником и Перкеном-каменщиком:
– Вы оказали нам неоценимую услугу своей помощью. Могу ли я и в дальнейшем рассчитывать на вас?
Лодочник заверил:
– Уж будьте уверены. Только пусть леди Анна при встрече с отцом вспомнит, как верно служат ему Джек Годфри, лодочник с Темзы, и каменщик Перкен Гейл.
Между тем лодка причалила к низкой дощатой пристани. Три или четыре прачки, стоя на коленях у воды, полоскали белье. Они с любопытством поглядели на высадившихся из лодки и, не оставляя работы, принялись судачить о том, что опять какие-то бедолаги ищут приюта в их квартале.
Лодочник Джек остался в ялике, а остальные вслед за каменщиком двинулись в глубь Уайтфрайерса. Почти от самой воды начинался лабиринт трущоб. Небо чуть виднелось между кровлями деревянных домишек, покосившихся и непрочных, порой настоящих лачуг, слепленных из какого-то мусора. Эльзас – пристанище нищих, проституток и преступников – разительно отличался от остального Лондона. Это стало ясно, как только они углубились в одну из тесных, как щель, улочек. Ветхие этажи домов нависали над головами. Приходилось брести по лужам нечистот. Вокруг валялись падаль и мусор. Воздух гудел от множества мух. Когда с Темзы задувал сырой, отдающий водорослями ветер, он казался почти благоухающим. Анна не могла скрыть брезгливость, и шедший рядом каменщик заметил это.
– Что поделаешь, миледи, это вовсе не мостовая Стренда. Однако, ставлю голову против пенни, здесь вас не сразу примутся искать, ибо кому придет в голову, что принцесса из дома Невилей нашла пристанище у воров. А если и смекнут, то с наступлением ночи вы все равно будете здесь в полной безопасности – в это время отоспавшиеся головорезы выходят на промысел, и тогда ни один служитель закона не рискнет сунуть сюда нос.
Анне бросилось в глаза, что улицы, по которым они идут, почти пустынны. Лишь изредка, словно тени, мелькали какие-то женщины в отрепьях да играли среди отбросов грязные дети. Одна мысль, что к ночи все преступное население Эльзаса выплеснется из щелей и потайных каморок, приводила ее в дрожь.
– Скажи, добрый человек, а нам самим разве не следует опасаться этих ночных разбойников?
– Что вы, ваша милость, с такой-то охраной… – Перкен кивнул в сторону Майсгрейва. – К тому же я отведу вас в надежное место. Там вас укроют и в случае чего скажут, что вы от меня. А я, хоть в этом и зазорно признаваться, довольно известная здесь персона. С тех пор как меня исключили из гильдии каменщиков Лондона за дебош, я стал здесь своим.
Прыгая с камня на камень, они перебрались через глубокую лужу и вошли в узкую дверь ветхого дома. В прихожей было темно, но Перкен уверенно двинулся вперед, нащупал ступеньки лестницы и крикнул:
– Эй, Дороти, чертова кукла! Где ты шляешься? Встречай гостей!
Послышался скрип деревянных ступеней, затем в нос ударил резкий запах пота. Держа в руке лампу, к ним вышла огромного роста женщина с нечесаными, свисающими на лицо волосами. Она была в некогда светлой, но теперь безнадежно замызганной одежде и казалась в сумерках просто необъятной. Ее тяжелые, как гири, груди лежали на пухлом животе, лицо было обезображено глубоким бугристым шрамом, который тянулся от виска через пустую глазницу и переносицу к противоположной скуле.
Узнав Перкена, женщина заулыбалась, а он, небрежно потрепав ее по щеке, о чем-то заговорил вполголоса. Она слушала внимательно, поглядывая на стоявших у двери гостей, потом наконец кивнула. Перкен сказал:
– Это Дороти Одноглазая. Она сдает комнаты постояльцам. По крайней мере, под этим кровом вы будете в безопасности.
Майсгрейв молча протянул женщине шиллинг. Перкен сокрушенно выругался, добавив, что и десятой доли этих денег с лихвой хватило бы, чтобы заплатить за подобную конуру. Затем Дороти провела их темным коридором в крохотную комнатушку на втором этаже. Она улыбалась и кланялась, но, когда наконец-то удалилась, Анна испытала облегчение, хотя запах немытой плоти еще долго держался в воздухе. Перкен Гейл тоже собрался уходить, сказав, что Джек ждет его в лодке, но Майсгрейв остановил его:
– Я упоминал, что нам еще понадобятся ваши услуги.
– Все что прикажете, сэр.
– Во-первых, я хотел бы, чтобы вы как можно скорее разузнали о судьбе нашего человека, захваченного на Лондонском мосту. Во-вторых, я просил бы позаботиться о наших лошадях, оставшихся в конюшне «Золотой чаши».
– О сэр, пусть уж они там и остаются. Ведь «Золотая чаша» неплохая гостиница, и у них не будет недостатка ни в корме, ни в уходе.
– Хорошо. И еще одна просьба… – Он поморщился, приложив руку к окровавленной груди, но превозмог боль и продолжил: – Нам нужно повидаться с капитаном Джефрисом, которого иногда называют Псом.
Перкен задумчиво почесал затылок.
– Пса-то я знаю. Но, сэр, с тех пор как он стал капитаном каравеллы «Летучий», он так возгордился, что его навряд ли удастся соблазнить прогулкой в Уайтфрайерс. К тому же Джефрис – верный слуга Эдуарда и королевы Элизабет, которые осыпали его милостями. Я думаю, вам не стоит иметь с ним дело.