На улице снова разгорелась свара. Кричали, суетились, кто-то рыдал, заходилась лаем собака. Майсгрейв еще о чем-то поговорил со шкипером, но Анна не могла разобрать слов. Однако в эту минуту, несмотря на всю безысходность и опасность их положения, она испытывала радость. Ведь Филип Майсгрейв ради нее отказался от подарка самой королевы. Если бы этот камень был ему дорог, он ни за что не расстался бы с ним.
– Вы не спите, леди Анна?
Это был Фрэнк. Капитан Джефрис и Майсгрейв уже вышли.
– Как твоя нога? – справилась Анна у ратника.
Фрэнк сказал, что еще заметно хромает, но ходить и даже пробежать небольшое расстояние, если понадобится, сможет. Затем стал поносить капитана Джефриса, вспоминая, какую неслыханную цену тот заломил. Анна спросила, не было ли известий о судьбе Гарри. Фрэнк помрачнел.
– Я надеялся, что ему удастся скрыться в сутолоке, но не вышло. Недавно приходил этот каменщик Перкен и сказал, что всех, кого схватили, отправили в Саутворкскую тюрьму и, скорее всего, их ждет петля.
Анна не знала, как утешить Фрэнка. Когда вернулся Майсгрейв, Фрэнк Баттс и Анна, стоя на коленях перед его ковчежцем, молились за Гарри.
Ночь прошла спокойно, насколько может оказаться спокойной ночь в буйном Эльзасе. То и дело на улице раздавались звон стали, выкрики или пение. Один раз под самым их окном какой-то гуляка, обнимающийся с хохочущей шлюхой, воскликнул заплетающимся языком:
– Какая жалость, милашка, что ты не графиня Уорвик. Я отвел бы тебя к нашему горбатому принцу, и добрых шестьдесят английских фунтов были бы для меня как манна небесная.
Анна хмурилась. В Лондоне ее имя было у всех на языке! На душе вновь стало тревожно. Она взглянула на Майсгрейва. Тот, как всегда, выглядел спокойным. Он неспешно вычистил оружие, упаковал и пристроил за поясом письмо короля, перекусил и, расстелив плащ, прилег на тюфяке, небрежно опершись о стену.
– Как нам быть дальше? – спросила Анна.
Не поднимая глаз, рыцарь пожал плечами:
– Дождемся утра. Все равно без Перкена и Джека-лодочника нам не удастся выбраться отсюда.
За окном зашумел дождь. Из тьмы долетел душераздирающий вопль. Анна перекрестилась. Ее окружали ночь, мрак и неизвестность, и единственной надеждой и опорой был этот сильный, сдержанный человек.
– Сэр Филип, мне страшно, – негромко сказала девушка. – И я устала, я бесконечно устала от всех этих опасностей…
Филип повернулся, в полумраке его лицо казалось отлитым из бронзы.
– Все будет хорошо, миледи. До сих пор судьба хранила нас. Не может быть, чтобы все было понапрасну.
Девушка молчала, свернувшись клубком. В темноте нудно звенели комары. В этой конуре было зябко и неуютно. Хотелось сесть поближе к Филипу, прильнуть к его плечу, ощутить его силу и тепло, как тогда, когда они лежали рядом у костра. Но теперь это было невозможно. Она не была больше Аланом Деббичем, и рыцарь никогда не скажет ей, как в тот вечер: «Иди сюда».
– Когда мы окажемся во Франции, прибудем к моему отцу и я вновь смогу открыто назваться своим именем, вы узнаете, как умеет быть благодарна дочь Делателя Королей.
Она увидела, что Филип улыбнулся.
– Дай Бог, чтобы вы вновь заняли подобающее вам по праву рождения положение. Для меня же будет величайшей наградой лицезреть свою отважную спутницу во всем блеске славы.
Перед его мысленным взором невольно предстала леди в белом шелке, которая приветствовала их в высоком зале Уорвик-Кастла. Как поразительно отличалась она от этой измученной, напуганной девочки, забившейся в угол, вздрагивающей от любого шороха! И хотя та нарядная леди и восхитила Филипа, он не мог не признаться себе, что эта Анна понятнее и ближе ему. При слабом свете масляной лампы он видел темные круги вокруг ее глаз и следы слез на щеках. И тогда он сделал то, на что никогда не решился бы при других обстоятельствах. Протянув руку, он погладил ее по голове, ласково откидывая со лба девушки мягкие густые пряди.
– Все будет хорошо, миледи. Вот увидите, все будет хорошо.
Анна замерла, прикрыв глаза. От руки рыцаря исходило тепло. Девушка невольно повернула голову так, что рука Филипа коснулась ее виска и щеки, скользнула легким прикосновением по губам. Анна почувствовала, как его пальцы замерли, все еще нежно касаясь ее. Легкое, едва ощутимое прикосновение сильной и такой ласковой руки…
У Анны вдруг начало стучать сердце. По телу прошла теплая, расслабляющая волна. Словно с трудом, девушка разомкнула ресницы. Филип был так близко… Он смотрел на нее, его глаза сверкали во мраке острым, напряженным блеском. Она слышала, как неровно дышит рыцарь, и вдруг поняла, что ее дыхание тоже прерывается. На какой-то миг Анна забыла обо всем на свете…
За окном пронзительно завопила кошка. Филип вздрогнул.
– Ложитесь спать, миледи. Завтра предстоит нелегкий день. Вам нужно как следует отдохнуть.
Он отсел подальше и, завернувшись в плащ, попытался вздремнуть. В другом углу негромко бормотал молитву Фрэнк Баттс.
Анна легла, но ей не спалось. Сердце еще сильно колотилось. Ей вспомнились слова Джудит Селден: «Вам еще предстоит сделать свой выбор». «Кажется, я его уже сделала, – подумала девушка. – Но разве моя вина, что он избегает меня?»
Коты надсадно орали, пока не раздался свирепый старушечий голос:
– Сатанинское отродье! Чтоб вас черти съели!
Потом послышался плеск выливаемых помоев, и все стихло, только дождь продолжал монотонно шуршать.
Под утро на Лондон опустился туман. Проснувшись, Анна не сразу поняла, откуда взялся этот белесый мягкий свет.
– Туман – это хорошо! – потирал руки Фрэнк. – Как раз то, что надо.