Дорога описывала дугу вокруг гигантского рухнувшего монолита. Ричард хлестнул коня, желая сократить путь, но жеребец внезапно замедлил бег и встал возле самого камня. У него пресеклось дыхание, он покачнулся и стал валиться на бок.
– Чрево Господне! – вскричал герцог, бессильно рванув повод. – Вставай, бестия!
Но несчастный конь только хрипел. Ричард огляделся. Спутники давно отстали от него. Вокруг царила тьма, и лишь где-то проступали очертания гребней холмов. Откуда-то издалека доносился одинокий волчий вой.
Ричард выругался и, приволакивая ногу, двинулся в сторону Шериф-Хаттона. Под ногами хлюпала вода, мокрый плащ цеплялся за колючки у дороги. Порой герцог оглядывался, высматривая свою свиту, а затем продолжал путь. «Крест честной, никогда еще я так не усердствовал ради Эдуарда! Воистину я сам загнал себя в эту ловушку и теперь попал в зависимость от своего венценосного брата не менее, чем наш изменчивый Кларенс от Делателя Королей».
Спустя полчаса герцога нагнала его свита, и вскоре он уже трубил в рог у ворот замка Шериф-Хаттон.
К королю он проник не сразу. Придворные и слуги Эдуарда были размещены как попало, из чего герцог сделал вывод, что встреча короля с матерью отнюдь не выявила теплых родственных чувств. Что ж, Ричард этого ожидал. Надменная герцогиня Йоркская вовсе не собиралась сменить гнев на милость, и прием наверняка был холодным. И хотя она не смела отказать сыну в крове, но королю и королеве отвели наиболее древние и неуютные покои замка.
От дворецкого Ричард узнал, что венценосная чета расположилась на ночь в старой угловой башенке, и направился прямо туда, переступая через спавших на полу пажей и придворных. Перед самым входом в королевские покои двое ратников преградили ему путь, скрестив копья.
– Их величества изволят почивать.
Но продрогший, усталый Ричард был слишком раздражен, чтобы его остановила такая преграда. Он немедленно схватился за меч, и, если бы стражники не решили, что лучше не связываться с горбатым братом короля, пролилась бы кровь.
Ричард с шумом распахнул двери. В покоях было тепло от расставленных по углам жаровен с углями. Король с супругой спали под большой медвежьей шкурой, накрытые до пояса. Эдуард лежал, властно прижимая к себе свое сокровище – свою королеву. Его большая сильная рука расслабленно покоилась на обнаженной груди супруги. Когда тяжело стукнула дверь, Эдуард открыл глаза и сонно взглянул на брата.
Потом стремительно сел.
– Как ты посмел!..
Ричард неспешно вложил в ножны меч. Он видел, как проснулась королева и, приподнявшись на локтях, натянула до подбородка мех. Эдуард сидел на кровати, слабый свет жаровен тускло высвечивал его сильное волосатое тело.
– Ты с ума сошел, Ричард!
Голос Эдуарда дрожал от едва сдерживаемого гнева. Глостер низко поклонился.
– Прошу прощения, государь…
– Оставь нас, Дик!
– Ваше величество, дело, о котором я пришел поговорить, не терпит отлагательства.
– Ко всем чертям!..
Глостер смотрел на брата. В башне повисла напряженная тишина. Однако постепенно лицо Эдуарда выразило недоумение и тревогу. Он сообразил, что если Ричард примчался среди ночи из Йорка, если с него струями стекает вода и весь он забрызган грязью, а камзол пропитался лошадиным потом…
Ричард сказал всего одно слово:
– Письмо.
Эдуард весь как-то сжался, сник.
– Что? – едва слышно выдохнул он.
Ричард бросил выразительный взгляд на Элизабет. Король тут же повернулся к супруге:
– Простите нас, любовь моя.
Он вскочил и закутался в бархатный, подбитый мехом халат. Кивнув Ричарду, он повел его в соседнее помещение. Там перед дымящим камином, прямо на циновках, дремали дамы и камеристки королевы. Обычно галантный, Эдуард сейчас был резок и немедленно отослал всех вон.
– Что? – снова спросил он.
Ричард сбросил мокрый плащ и, устроившись поближе к огню, заговорил. Он выложил все и о своем неудачном сватовстве, и об исчезновении Анны Невиль, рассказал о нелепом предательстве Ингильрама и об отъезде девушки в мужской одежде с отрядом Майсгрейва. Когда же он сообщил о том, что Анна уже под защитой Монтегю, а Майсгрейв – узник в Уорвик-Кастле, король тихо застонал. Ричард подытожил:
– О письме пока ничего не известно, но в любой момент может разразиться катастрофа.
Эдуард сидел уронив голову на руки. Ричард склонился к нему.
– Надо что-то делать, Нэд.
Король вдруг сполз с кресла и молитвенно сложил руки.
– Sancti quotquot, orate pro me peccatore! 65 Обещаю поставить святому Эдуарду в Вестминстерском соборе десять подсвечников из литого золота…
– Сейчас не время давать обеты, – прервал его брат. – Надо действовать. И как можно скорее.
Эдуард зло прищурился.
– Действовать? Ну-ка, что ты теперь посоветуешь мне, мой сладкоречивый Дик? Благодаря твоим советам я оказался на краю пропасти. Еще день-другой – и я погиб. Не послушай я тебя тогда, сейчас был бы спокоен. Я дождался бы своего наследника, и никто тогда не упрекнул бы Йорков ни в чем. Даже моя надменная матушка вынуждена была бы смириться…
– Сделать бабе младенца – не великий подвиг, и над тобой по-прежнему висел бы дамоклов меч, который в любой миг мог сорваться и отсечь тебе голову, едва Уорвик и Маргарита Анжуйская с войсками пересекли бы Британский канал.
Ричард опустился в кресло и провел рукой по лицу.
– Надо успокоиться и действовать, брат… Сейчас следует написать…
– Ничего я больше не стану писать! Ne inducas in tentationem. Vade retro, Sathanas! 66
Ричард утомленно улыбнулся.
– Что ж, тогда сиди под юбкой Элизабет и ожидай, пока твоя бывшая невеста с верхушки донжона в Уорвик-Кастле огласит на всю Англию написанное твоей рукой послание, в котором ты предлагаешь поступить с ней бесчестно.